Вторая годовщина заставляет это признать со всей подобающей отчетливостью, со всей надлежащей серьезностью. За три года отсутствия Ленина обстановка изменилась настолько существенно, что нынешним партийным лидерам выпадает на долю ориентировать политику на реально новых данных. Экономическое возрождение страны решительно меняет весь ее облик.

Начинаются догадки:

— Как поступил бы Ленин в теперешних условиях?

Но Ленин молчит в своем мавзолее. И в его мертвые уста старательно вкладывают разные решения, различные императивы и лозунги. Заставляют его в 26 году говорить формулами 20, 22, а то и 19-го. Сопоставляют страницы его творений. Лениным опровергают Ленина. «Архиполемически» (Зиновьев) шумят, пытаясь нащупать правильный выход. Словами учителя формируют собственные выводы, старыми текстами оправдывают новые мероприятия, знакомым, запыленным тезисам дают вновь обретенный, современный смысл. Повторяется неизбежное:

«Жизнь играет», жизнь стоит за себя. Жизнь найдет выход, правящая среда его усвоит: она не была бы живой, если бы отказалась слушать жизнь.

С каждым годом наследие и заветы вождя становятся партии все роднее, все дороже. С каждым годом все очевиднее ей масштабы ленинского гения. Но по мере того, как время уходит, как страна и вместе с нею партия идут вперед, приходится в ленинских указаниях брать лишь общее, основное, путеводное, заполняя большие программные директивы материалом, взятым из жизни, из современности. Новые факты подлежат теоретическому осмысливанию и практическому учету. Начинают выдвигаться новые теоретики, а также и «люди новой жизни». Страна уходит все дальше вперед от обстановки 22 года. Партия уходит все дальше вперед от ленинской эпохи. Пребывая неизменно с Лениным, она неизбежно идет вперед от Ленина, продолжая и восполняя его. Таково основное впечатление второй годовщины. Вероятно, в третью и четвертую это впечатление еще более усугубится, оформится, усилится.

Лозунг «назад к Ленину» уже и сейчас показался ленинцам неуместным, маловерческим, ликвидаторским.

Подлинное содержание 14 съезда можно выразить лозунгом:

— Вперед с Лениным.

Реальное содержание 15-го и следующих, вероятно, будет соответствовать лозунгу:

— Вперед с Лениным и от Ленина.

14-й Съезд [192]

I. Собор 20-го века

Как-то даже язык не поворачивается назвать его «съездом». Это настоящий собор, четырнадцатый собор Российской Коммунистической Партии.

Обвиняли друг друга в безверии, в маловерии. Спорили о вере. Без веры невозможно угодить Революции. Вера движет горами. Где безверие, там и отступничество, помрачение ума и сердца, плач и скрежет зубовный. Революция — это вера прежде всего. Вера «в социалистические пути нашего развития». Уповаемых извещение, вещей обличение невидимых…

Что есть истина? «Для нас, ленинцев, истина — это Партия, а определяет истину — Съезд» (Томский). Истина раскрыта в творениях Ленина, на сем камне зиждется Партия и врата буржуазного ада не одолеют ее. Нет истины кроме Партии, и Ленин — пророк ее. Но слово истины требует толкований, и верховным хранителем правоверия может быть только Собор, только всесоюзный Съезд. Собор не может ошибаться. Кто говорит иное, тот еретик, «уклонщик», тот впал в «прелесть», тот раскольник, фракционер: «в настоящее время, когда с нами нет т. Ленина, поистине смешна претензия отдельных лиц, хотя бы и крикливых, на монополию стопроцентного ленинизма» (письмо моск. комитета). Пусть каждый преклонится перед соборным определением, — иначе прочь сухую ветвь от живого дерева!..

Есть своеобразная эстетическая убедительность в этом диковинном для 20 века явлении. И, конечно, огромная симптоматичность. Фанатики «науки» на наших глазах превращаются в откровенных апостолов веры. Скептики и релятивисты зажигаются пафосом истины. Материалисты организуются в церковь. Диктатура воплощается в собор.

Так нужно. Было бы плохо, если б этого не было. Крайняя спекуляция «принципа власти», плоды которой столь горьки современной Европе, была бы едва ли не пагубна для России. Она не только не в нашем национальном характере — она нам совсем и не по возрасту. На Западе она естественна как результат славной и долгой жизни, финал великого культурного развития. Мы же не знали ни подлинного Средневековья, ни Ренессанса, ни Реформации, ни Просвещения: куда же нам без веры и без истины?.. И что удивительного, что материализм у нас религиозен, механистическое миропонимание органично, а демократия не «арифметична», а соборна?..

Но это только — прелюдия к размышлениям о 14 съезде. А он очень располагает к размышлениям, или, скажем лучше «мечтаниям». Если коммунисты обязаны верить, то спецам в свободное от занятий время предоставлена возможность мечтать: «мечтать у нас не запрещено, товарищи» (Сталин).

Что ж, товарищи помечтаем…

II. Большинство и оппозиция

«Тон делает музыку». Все время чувствуешь это, читая протоколы съезда. Центр интереса — не в догматическом содержании высоко-теоретических разногласий, не в официальных тезисах спора, а в чем-то другом, что лежит за ними и что вскрывается намеком, обиняком, отдельной фразой. Уловив этот основной тон, начинаешь понимать и его пухлые словесные оболочки, усваивать себе и всю «музыку» этого удивительного концерта в парадной зале большого кремлевского дворца…

О чем велся спор?

1) Возможно ли строительство социализма в одной стране? 2) Должна ли быть названа государственная промышленность в СССР госкапитализмом или социализмом? 3) Есть ли нэп только отступление или в нем есть и наступление?

Большинство дало бой оппозиции, главным образом на этих трех теоретических «фронтах». Оппозиция же в своих контратаках стремилась перевести вопрос преимущественно в плоскость практического понимания тенденций нэпа в его современной стадии.

Нужно признаться, что оппозиция ставила вопросы конкретнее и острее. Пусть не только съездовский успех, но и историческая правда лежит на стороне ЦК. Все же бесспорно, что для уразумения существа дискуссии следует особенно внимательно вчитаться именно в речи оппозиции. Так некогда самоотверженные выступления арианцев и македонианцев явственнее подчеркивали истинную сущность христианского церковного учения…

Оппозиция, можно сказать, была «ортодоксальнее» большинства, если под ортодоксией разуметь верность букве священного писания. Оппозиция застыла в своей преданности канонам. Она воспринимала догму статически.

Но ведь Ленин недаром же был выдающимся учителем диалектики. Недаром в марксизме есть много от Гегеля. Подлинные ученики Ленина должны воспринимать его собственное учение динамически. И большинство, несомненно, лучше выражало дух ленинизма, когда смело отталкивалось от отдельных букв во имя общего смысла. «Ленина мы берем не в отдельной его части, а в целом» (Сталин).

Фанатикам буквы такой подход представлялся дерзновенным кощунством и, уже разумеется, источником всяческих бед. «Мы глубочайшим образом убеждены — декларировал на съезде Каменев, — что складывающаяся в партии теория, школа, линия, не находившая до сих пор и не находящая теперь достаточного отпора, гибельна для партии».

Зиновьев, со своей стороны, от всей души ополчился на опасное новаторство, под формулами коего он усматривал «обывательские политические настроения в данный момент»…

Однако на самом деле никакого новаторского умысла не было. Сталин и Бухарин достаточно испытанные ленинцы, чтобы уметь к месту и ко времени вспомнить заветную догму, обосновать политическую директиву точной ссылкой на Ильича. 14 съезд обнаружил реальное чутье действительности и традиционную верность большевистской идеологии. С идеологией крепко. Даже очень крепко. Вера в социалистические пути нашего развития цветет в ленинском штабе, как никогда.